Архитектура Москвы > Двадцатые годы

Москва в двадцатые годы

Приглашаем вас в архитектурное путешествие в двадцатые годы Москвы. В середине 20-х годов в Москве оживилась строительная деятельность. Сооружались целые жилые массивы и отдельные жилые дома, возводились фабрики-кухни, рабочие клубы и дома культуры, деловые и производственные здания. Среди существующей московской застройки они выделялись необычностью форм, строгостью линий, непривычностью очертаний, словно предваряя ту новую Москву, которой еще предстояло родиться. Многие из них в наши дни признаны памятниками архитектуры и охраняются государством так же, как сооружения, пришедшие к нам из далекого прошлого — храмы, дворцы, монастыри.

Один из таких памятников расположен на улице Усачева. Здесь в 1924 г. началось строительство едва ли не первого в Москве жилого массива (архитектор А.И. Мешков, инженер Г.А. Масленников). По тем временам это была крупная стройка. Массив занимает площадь около двадцати пяти гектаров и застроен четырех-пятиэтажными жилыми домами. Одновременно были возведены детские сады, школа, поликлиника, универмаг, баня, столовая. Так что жилой массив на Усачевке с полным основанием может считаться прообразом современных жилых районов Москвы.

Здесь все очень просто и направлено на то, чтобы создать удобное для жителей и в то же время не лишенное привлекательности жилое образование. Такие массивы появились и в других районах города — на Шаболовке, Дубровке, на Писцовой улице и т.д. В жилых домах, построенных там, обыкновенные небольшие квартиры, предназначенные для заселения одной семьей.

Но двадцатые годы оставили нам и жилища совершенно иного типа — так называемые дома-коммуны. В то время шло активное экспериментирование в области создания нового быта. Многие считали, что на смену привычным формам жилья должно прийти нечто совершенно иное, что человеку достаточно отдельного, очень небольшого помещения для сна, остальное же время он будет проводить в общественных помещениях — питаться в столовых, отдыхать в специально предназначенных для этого местах. Что дети будут жить отдельно от взрослых и никто не будет вести самостоятельного домашнего хозяйства. И среди архитекторов были люди, разделявшие подобную точку зрения.

Свидетельство тому, например, студенческий дом-коммуна на нынешней улице Орджоникидзе (ранее она называлась 5-м Донским проездом), построенный по проекту архитектора Ивана Сергеевича Николаева. В восьмиэтажном жилом корпусе — тысяча так называемых спальных кабин, площадь каждой из них всего 6 м . Обстановка кабин была более чем аскетической — две кровати и столько же табуреток. Остальные вещи, нужные для занятий, оставались в читальном зале, размещенном в другом, трехэтажном корпусе, где находились вестибюль, столовая, залы для занятий. Связывались корпуса между собой санитарной группой помещений, через которую студент обязан был пройти, чтобы попасть к себе "домой". Проходя через санитарный корпус, студент должен был принять душ и переодеться — для этого там была устроена раздевалка с индивидуальными шкафчиками.

Зарежимленная казарменность такого существования мало кого смущала — считалось, что это и есть перспектива будущего жилища. Под стать спартанским интерьерам и строгий, впрочем, не лишенный привлекательности, внешний облик дома-коммуны: узкий, двухсотметровый спальный корпус с ленточным остеклением и приглашающим криволинейным козырьком над входом, "пирамидки" фонарей верхнего освещения на крыше корпуса "дневной группы” помещений. Ничего лишнего, никаких украшений.

Жизнь оказалась сложнее, чем думали создатели подобного типа домов. Теперь в здании на улице Орджоникидзе (а там по-прежнему студенческое общежитие) в "спальных кабинах" — обыкновенная, плохо умещающаяся там мебель, а в коридорах у многих комнат стоят детские коляски, уж вовсе там не предусмотренные.

Впрочем, не все специалисты, думавшие о переустройстве быта, были настроены столь решительно. Существовала и более осторожная точка зрения. Ее сторонники утверждали, что переход к кардинальному изменению устоявшихся форм быта должен происходить постепенно. Поэтому были придуманы жилые дома переходного типа, где традиционные формы жилья сочетались с формами перспективными. Пожалуй, лучший и уж, наверняка, самый знаменитый среди них — жилой дом Наркомфина на Новинском бульваре, построенный по проекту архитекторов М.Я. Гинзбурга и И.Ф. Милиниса, инженера С.Л. Прохорова. По проекту дом состоял из четырех корпусов, два из них — жилой и общественный, где размещались спортзал и столовая, соединялись между собой теплым переходом. Отдельными корпусами проектировались детский сад и служебные помещения (прачечная, гараж и т.д.). Осуществлены были лишь жилой (шестиэтажный) и общественный корпуса.

При строительстве дома Наркомфина проводилось сразу несколько экспериментов. Во-первых, были разработаны три типа квартир: значительной площади в двух ярусах — для больших семей, малометражные — для небольших, а также комнаты для одного или двух человек. Во-вторых (и это было не менее важно), проектировщики экспериментировали с новыми материалами и конструкциями, в первую очередь — с железобетоном. Наконец, в-третьих, была сделана одна из первых попыток применить на практике индустриальные методы строительства. Часть строительных конструкций и изделий изготавливались на заводе с последующим монтажом их прямо на стройке.

"По своей объемно-пространственной композиции — пишет исследователь творчества Гинзбурга С.О. Хан-Магомедов, — дом Наркомфина представляет значительный интерес как пример поиска внешнего облика современного жилого дома. Легкие столбы первого этажа жилого корпуса, открытая галерея второго, горизонтальные линии окон остальных этажей и галерея на крыше хорошо контрастируют с кубическим объемом коммунального корпуса" .

Крупнейшим жилым комплексом, построенным в Москве на рубеже 20—30-х годов, был жилой дом ЦИК и СНК СССР на Берсеневской набережной (архитекторы Б.М. Иофан, Д.М. Иофан) — тот самый, что с легкой руки писателя Юрия Трифонова сегодня принято называть "домом на набережной". Это крупное по объему сооружение значительно изменило центральную часть города, около самого Кремля. Его строительство заканчивалось тогда, когда храм Христа Спасителя еще стоял и был хорошо виден из нового, пахнущего свежей штукатуркой, дома. И даже можно мысленно представить вид, что открывался с Большого Каменного моста: слева — новый жилой комплекс, справа, через реку — золотые купола храма. Наглядная и очень любимая в 30-е годы картина на тему: "Москва. Старое и новое". Старое, естественно, отжившее. Новое, разумеется, лучезарное.

"Дом на набережной" как бы олицетворял собой широко распространенную в 20-е годы идею жилкомбинатов — так называли архитекторы комплексы, где существовали совместно, в одной системе жилые квартиры и обслуживающие учреждения. По тем временам это было грандиозное сооружение. Достаточно сказать, что площадь участка, на котором оно было построено, составляла три гектара. Здесь вокруг трех дворов располагались более пятисот квартир, спортивные и детские учреждения, прачечные, универмаг, столовая. Не говоря уже о клубе — там сейчас Московский театр эстрады и кинотеатр "Ударник" — с крупнейшим по тем временам в стране зрительным залом.

В этом доме — его еще называли "Домом правительства" — жили крупные государственные и партийные работники, видные военачальники: Г.И. Петровский, П.П. Постышев, Н.И. Подвойский, М.Н. Тухачевский, М.Г. Цхакая и др. Об этом свидетельствуют двадцать четыре мемориальные доски на стенах здания. Свидетельствуют они и о том, что биографии многих жителей этого дома трагически оборвались в 1937—1938 гг.

Но не только жилые дома строились в 20-е годы. Велось сооружение и общественных зданий, в первую очередь рабочих клубов. В организации нового быта клубам придавалась особая роль. Они были призваны стать центрами разумного досуга, пропаганды и агитации коммунистических идей, в них зарождались самодеятельные театры, показывали первые советские фильмы и т.д.

Клубы как просветительные учреждения нового типа зародились вскоре после революции и размещались перво-начально в уже существовавших зданиях — чаще всего это были барские особняки. Конечно, они плохо подходили для надобностей рабочих. Но делать было нечего — о строительстве новых, специально предназначенных для этих целей сооружений тогда думать не приходилось. Лишь во второй половине 20-х годов разворачивается проектирование, а затем и строительство клубов. Их строят различные профсоюзы рабочих — железнодорожников и сахарников, текстильщиков и коммунальников, пищевиков и металлистов.

Архитекторы энергично включились в создание принципиально новых сооружений. Для них здесь открывался непочатый край интереснейшей творческой работы.

В конце 20-х годов на улицах Москвы, в разных ее районах появились здания, поражавшие современников своим необычным видом, словно символизирующим архитектуру будущего. Их было немало, но лучшими среди этих зданий считаются клубы — их шесть, включая тот, что стоит в подмосковном поселке Дулёво, построенные архитектором Константином Степановичем Мельниковым.

Эту точку зрения Мельникова разделяли и другие архитекторы, работавшие над темой клуба. Клуб по праву считался в архитектуре второй половины 20-х годов темой номер один.

И уж совсем трудно отнести к какому бы то ни было архитектурному направлению здание Центрального телеграфа (инженер И. Рерберг). Не лишенное монументальности, оно стало первым шагом на пути преобразования старой Тверской в новую улицу Горького (ныне она снова называется Тверской).

Никогда доселе слово "первый" не употреблялось так часто, как в 20-е годы. Первый советский автомобиль и первый симфонический оркестр без дирижера (Персимфанс), первая фабрика-кухня и первый физкультурный парад, первый советский игровой фильм и первые совхозы. В числе этих "первых" — стадион "Динамо" (архитекторы А. Лангман и Л. Чериковер) и планетарий (архитекторы М. Барщ и М. Синявский).