|
Эвенкия > Эвенки
> Чум
Чум жилище эвенков
Чум - это временное жилище, используемое кочевыми народами Полярного Урала
(ненцами, ханты, манси, коми и др.), которые мигрируют со своими северными оленями.
Проще говоря, чум - это русский вариант индейского типи диаметром около четырёх-пяти
метров.
Чум (cдю, дюг) - традиционное жилище эвенков. Чумы изготавливаются из оленьих
шкур, обёрнутых вокруг деревянных шестов, верхние концы которых связаны вместе.
Основу составляют установленные по кругу наклонно жерди (от 30 до 50, дл. до
5 м), скреплённые в верхней части. Покровы в зависимости от времени года - береста
или кора деревьев, покрышки (нюки), сшитые из нескольких выделанных под замшу
старых оленьих шкур или из ткани и сукна. Посередине находится очаг с отверстием
для выхода дыма, прорезанным в верхней части. Пол в каждом чуме устлан шкурами.
Согласно верованиям народов севера, в строительстве чума должны принимать участие все члены семьи, даже малыши немного помогают.
В центре - очаг. Около входа (уркэ) - место для хозяйственных вещей (чона),
рядом - место для хозяина. Справа и слева от костра места для членов семьи.
Напротив входа, за костром - почётное место для хозяина и гостей (малу).
Подобно конусообразным индейским вигвамам на равнинах, круглое пространство
внутри чума было задумано как своего рода коридор, который огибал очаг. В течение
дня хозяйка и другие женщины занимали свои места справа от входа, в то время
как хозяин сидит в самом конце чума.
Гости и дети располагаются слева. На ночь в чуме будет действовать другая схема:
хозяева будут спать вместе слева, дети, родственники и гости - справа, а личные
вещи хранятся в различных специальных местах в домике в соответствии с их статусом.
Существовал запрет на хождение по кругу (или хождение по коридору). Если мужчина
входил в чум и, повернув направо, садился, он должен был выйти из чума в том
же направлении. С начала 20-го века динамика внутреннего пространства жилища
и социальной структуры малу практически не обсуждались.
Очень странный пол в чуме эвенкийского шамана. Нет, сам пол обычный - земляной,
утрамбованный. Но на нём прорыта неглубокая канавка - от входа в чум к задней
его стене. Канавка изображает реку. В "реке" маленькие деревянные рыбки и птички.
У начала и конца "реки" деревянные фигурки зверей - медведей, оленей, мамонтов.
По верованиям эвенков, река - это граница между видимым и невидимым мирами (эта
"река" даже нарисована на гербе Эвенкийского автономного округа). 
В видимом мире мы живём. Из невидимого приходят злые духи. Для защиты
живых от обитателей невидимого мира. Эвенкийский шаман "перемещался" в невидимый мир через "реку", которая "текла" в его чуме и служат деревянные фигурки добрых зверей, птиц, рыб. Во время камлания - шаманской молитвы - шаман "передвигается" из мира видимого
в мир невидимый через "реку".
Но самое странное, что реки изображались не только на полу шаманского чума.
Реки рисовали и в православных храмах!
Как эвенки строят себе чумы и постоянное жильё в суровых таёжных условиях -
иногда в условиях вечной мерзлоты? Для примера приведём этноархакологическую
модель структуры летнего стойбища с целью определения типичных зон активности,
которые являются результатом повседневной жизнедеятельности. Они включают в
себя работу с останками животных (лосей, диких оленей, куропаток), приготовление
пищи, работу с деревом, создание условий для жизни, состоящих из временных или
среднесрочных жилищ и складов, а также обработку лугов с контролируемым выжиганием
леса и подлеска.
Народная архитектура охотников эвенков, как и у любого другого народа, зависит
от их способности получать доступ к определенным материалам, в данном случае
к покрытию жилища. Ученые считают, что постсоциализм позволил эвенкам и другим
народам Сибири позволить себе роскошь создавать комфортные чумы и жилище временного
характера, которые, хотя и являются "нетрадиционными", тем не менее несут на
себе отпечаток таёжной жизни.
Исследования катангских эвенков в 2002 году нарушили многолетнюю традицию советской
этнографии описывать идеальный тип охотничьего общества XIX века на основе фрагментов,
наблюдаемых в настоящее время. В своей работе эвенки и другие семьи со смешанной
кровью "упорядочивают" свой мир, используя определенные приёмы, которые обеспечивают
максимальную гибкость и использование местных материалов, что она называет "эффективностью"
("достатком"). В конце советского периода подобная эклектика привела к тому,
что было задокументировано множество форм гибридной архитектуры у эвенков -
начиная от бревенчатой хижины, построенной в виде палатки, и заканчивая скромной
палкой, поставленной определенным образом, чтобы превратить близлежащие деревья
в импровизированное складское помещение.
Несмотря на все жестокие потрясения, связанные с ранней советской коллективизацией
и позднесоветской разведкой нефти, эвенкийские формы рационального жилищного
строительства тонко вписаны в ландшафт, более заметного в эпоху советского монопольного
индустриализма. Самое важное для современной российской археологии то, что она
увидела архитектуру повседневной охотничьей жизни, выходящую далеко за рамки
стен конусообразной палатки и очага в её центре. В ходе более ранних дискуссий
о социальной структуре и социальной эволюции ороченские эвенки представили несколько
лучших примеров того, как народная архитектура отражает социальную структуру.
Одним из существенных исключений, подтверждающих правило, является описание
Сусловым в 1936 году ритуального жилища эвенкийского шамана, опубликованное
для того, чтобы подчеркнуть, что эта форма окончательно ушла в прошлое. Только
в поздний советский период, когда советские археологи тесно сотрудничали с западными
коллегами, появилось множество работ, содержащих описания и классификации жилищ
начиная от типологии эвенкийских складских сооружений и заканчивая общей классификацией
жилищ коренных народов
Можно утверждать, что все эти работы рассматривали жилища с точки зрения этики
и классификации, не рассматривая их в контексте прожитых жизней. В конце 1980-х
годов группа энтузиастов-этноархакологов из Томского университета начала серию
семинаров, посвящённых интеграции этнографических и археологических исследований.
Результатом этой серии публикаций стал выпуск двухгодичных изданий о жилищах
не только эвенков, но и других сибирских народов, в некоторых из которых были
представлены материалы на эвенкийском языке (Ветров, 1999).
Вместо того, чтобы писать в этнографии настоящего, исследователи, как правило,
отдают предпочтение прошлому: задокументированное поведение в прошлом рассматривается
как эталон для сегодняшней жизни. По сей день не существует письменных работ,
описывающих методы и узоры, необходимые для изготовления конусообразного чума
из шкур, хотя есть много работ, в которых описываются уже существующие чумы.
Несмотря на то, что отдельно стоящий чум впечатляет, красота строения заключается
в том, что он является памятником способности человека мобилизовать родственные
связи, чтобы собрать большое количество шкур, необходимых для изготовления каждого
сегмента, а также памятником мастерству женщины в создании стен, которые идеально
крепятся друг с другом.
Работа американского исследователя Моргана, посвящённая домашней жизни североамериканских
аборигенов, даёт нам увлекательный обзор того, как зоны активности постепенно
превращались в отдельные помещения и комнаты внутри вигвамов. Он рассматривал
усложнение построенных конструкций вигвамов как признак роста культуры по мере
перехода от варварства к цивилизации. Теперь мы знаем, что невежливо использовать
такие оценочные термины, как "варварство", когда речь заходит о культуре,
но, тем не менее, описания строительства у эвенков, а возможно, и у других охотничьих
народов, как правило, делает акцент на достигнутых формах чумов, а не на процессе
подбора материалов для изготовления жилищ. Когда речь заходит о гибридных конструктивных
формах, например, о конусообразных домиках из пластиковой плёнки, возникает
большой соблазн оценить их как пренебрежение культурным идеалом, а не как искусную
адаптацию той же архитектурной интуиции к новым материалам. Каталоги строительных
форм имеют своё место. Однако задача антрополога - говорить о культуре в движении
и в настоящем.
|
